Восстановление утраченного пространства в автобиографическом романе Набокова "Другие берега" - курсовая

В душный терем литературы русского зарубежья Набоков ворвался освежающим вихревым сквозняком. «Этот мальчишка выхватил пистолет и одним выстрелом уложил всех стариков, в том числе и меня…», — так энергично отозвался в конце 20-х годов И. А. Бунин на появление романов Набокова, писавшего тогда под псевдонимом Сирин: «Машенька» (1926), «Король, дама, валет» (1928), «Защита Лужина» (1930)…
«Зачем я вообще пишу?.. Я просто люблю сочинять загадки и сопровождать их изящными решениями», — так сам Владимир Набоков говорил о себе как о писателе и о своих произведениях.
Родившийся в самом конце прошлого века, Владимир Владимирович Набоков и по сию пору остается феноменом, неразгаданной загадкой, своего рода таинственным, в обманчиво-миражном мерцании светилом, возможно, даже и неким мнимым солнцем на литературном небосклоне нашего столетия. Не оттого ли так неправдоподобно широк спектр оценок набоковского наследия — от безоговорочного восхищения до полного отрицания? Во всяком случае, — и сегодня это несомненно, — Набоков — безусловное явление, причем явление сразу двух литератур: русской и англоязычной, создатель особенного художественного мира, новатор-стилист (прежде всего в прозе). И влияние его стилистики, его гипнотизирующего, завораживающего дара легко обнаруживается в литературе современной, правда, по преимуществу там, где преобладают книжность, вторичная культура, тяга к элитарности.